Виртуальный музей Веры Варсанофьевой. Детство. Первые воспоминания
Очень хорошо помню, как я ползала под стол, а с другой стороны навстречу мне шел котенок. Он смотрел на меня, и его глаза загорелись, как два ярких зеленых огонька. Что было дальше — я не помню. Но яркие зеленые огоньки в глазах котенка так поразили меня, что воспоминание о встрече с ним под столом сохранилось на всю жизнь. Я вижу перед собою как живого этого серенького с белыми лапками и белой мордочкой котенка со светящимися глазами.
Приблизительно к тому же времени относится первое воспоминание о цветах. Меня принесли в мамину спальню с большим окном, выходившем в палисадник. Мама была в постели, на которую меня посадили. Я не могла отвести глаз от розовых цветов шиповника, растущего в палисаднике за окном и, вероятно, просила, чтобы мне их дали. Мама говорила, что нельзя трогать цветы, что у них зеленые иголочки, которые могут уколоть. Но мне трудно было понять, что такие красивые цветы, которые мне так хотелось подержать в руках, могут причинить боль.
Значительно позже, когда мне было не менее 2−2,5 лет мы гуляли с сестрою Леной вблизи нашего дома и собирали цветы на склонах придорожного рва, который казался мне тогда настоящим оврагом. Здесь цвели белые и золотисто-желтые подмаренники. Сестра, которая была на три года старше меня, поучительно сказала мне, что эти цветы называются кашкой. Мы выбрались с нею из «оврага», и перед нами открылся, как мне тогда показалось, большой луг, покрытый цветами. Был яркий, летний, солнечный день. Золотые и белые цветы, зеленая трава и голубое небо, простор большого луга впервые вызвали в моей детской душе то непередаваемое ощущение радости жизни, наслаждения привольем и красотою божьего мира, которое впоследствии я много раз более глубоко и сознательно переживала в общении с природой, и которое доставило мне минуты самого безоблачного счастья. Тот день оставил неизгладимый след в моей памяти.
Хорошо помню я первое впечатление от поездки на санях в Москву. Вероятно, мне было не более 2,5 лет. Мы ехали в гости к бабушке и дедушке. Когда мы выехали на дорогу, поросшую ельником, я не чувствовала движения саней, а видела только, что все елочки побежали назад мимо нас, и не могла понять, почему и как они убегают. Ехавшая со мною няня не могла пояснить мне этого странного явления и уверяла, елки никуда не бегут, а стоят на месте.
Когда мы проезжали большое село (вероятно, Павшино) я увидела в окошке одной высокой избы почтенного дедушку с маленькой внучкой. Когда я капризничала, няня иногда говорила мне, что за мною придет старик, который унесет меня к себе и будет кормить камушками. Не помню, чтобы я особенно боялась этого старика, но мне всегда было интересно и трудно представить, как я буду есть камушки. Когда я увидела в окне почтенного бородатого дедушку с маленькой внучкой, я решила, что это тот самый старик, и его седая борода рядом с кругленьким личиком девочки, которое не несло следов питания камнями, сохранились до сих пор в моей памяти.
Хорошо помню еще как в летний день няня и Паша или Прасковья Васильевна Зотова, старшая мамина помощница по хозяйству, которая очень любила нас, детей, и тоже уделяла нам время, одевали меня, чтобы идти куда-то в гости или просто примеряли новое белое платье. У него были бантики на плечах, и это мне очень нравилось. Вообще я чувствовала себя очень хорошо в нарядном новом платье и терпеливо стояла на сундуке, на который меня поставили, чтобы лучше оценить, как сшито платье. В это время вместе с яркой вспышкой молнии раздался оглушительный раскат грома, которого я, однако, не испугалась. Паша и няня перекрестились. Вскоре раздался колокольный звон. «Набат! Набат! Где же горит?» — встревоженно говорила Паша. К счастью, молния попала только в сенной сарай. Он был виден из окошка, у которого стоял сундук. Помню большой столб дыма, который поднимался над сараем. Пожар скоро потушили. Я запомнила с этого дня слово «набат» и поняла, что гром и молния опасны. Но насколько помню, у меня никогда не было панического страха перед грозою.
Из летних впечатлений у меня сохранилось воспоминание о первом купании. В дальнейшем я очень любила купаться, а будучи взрослой купалась с ранней весны до поздней осени. Но первое купание в прозрачных водах реки Истры мне не понравилось. Я помню, как мама вела меня в речку по песчаной отмели, как я кричала от прикосновения холодной воды и не хотела идти дальше. Особенно волновало меня то, что Паша ушла в более глубокое место к противоположному берегу и плыла вдоль него, шумно хлопая по воде ногами. Мне казалось, что она сейчас утонет и исчезнет в воде. Очевидно, я уже знала, что в реке можно утонуть…
Воспоминания В. А. Варсанофьевой, записанные ей в 1960—1970-х годах. РГАЭ
Приблизительно к тому же времени относится первое воспоминание о цветах. Меня принесли в мамину спальню с большим окном, выходившем в палисадник. Мама была в постели, на которую меня посадили. Я не могла отвести глаз от розовых цветов шиповника, растущего в палисаднике за окном и, вероятно, просила, чтобы мне их дали. Мама говорила, что нельзя трогать цветы, что у них зеленые иголочки, которые могут уколоть. Но мне трудно было понять, что такие красивые цветы, которые мне так хотелось подержать в руках, могут причинить боль.
Значительно позже, когда мне было не менее 2−2,5 лет мы гуляли с сестрою Леной вблизи нашего дома и собирали цветы на склонах придорожного рва, который казался мне тогда настоящим оврагом. Здесь цвели белые и золотисто-желтые подмаренники. Сестра, которая была на три года старше меня, поучительно сказала мне, что эти цветы называются кашкой. Мы выбрались с нею из «оврага», и перед нами открылся, как мне тогда показалось, большой луг, покрытый цветами. Был яркий, летний, солнечный день. Золотые и белые цветы, зеленая трава и голубое небо, простор большого луга впервые вызвали в моей детской душе то непередаваемое ощущение радости жизни, наслаждения привольем и красотою божьего мира, которое впоследствии я много раз более глубоко и сознательно переживала в общении с природой, и которое доставило мне минуты самого безоблачного счастья. Тот день оставил неизгладимый след в моей памяти.
Хорошо помню я первое впечатление от поездки на санях в Москву. Вероятно, мне было не более 2,5 лет. Мы ехали в гости к бабушке и дедушке. Когда мы выехали на дорогу, поросшую ельником, я не чувствовала движения саней, а видела только, что все елочки побежали назад мимо нас, и не могла понять, почему и как они убегают. Ехавшая со мною няня не могла пояснить мне этого странного явления и уверяла, елки никуда не бегут, а стоят на месте.
Когда мы проезжали большое село (вероятно, Павшино) я увидела в окошке одной высокой избы почтенного дедушку с маленькой внучкой. Когда я капризничала, няня иногда говорила мне, что за мною придет старик, который унесет меня к себе и будет кормить камушками. Не помню, чтобы я особенно боялась этого старика, но мне всегда было интересно и трудно представить, как я буду есть камушки. Когда я увидела в окне почтенного бородатого дедушку с маленькой внучкой, я решила, что это тот самый старик, и его седая борода рядом с кругленьким личиком девочки, которое не несло следов питания камнями, сохранились до сих пор в моей памяти.
Хорошо помню еще как в летний день няня и Паша или Прасковья Васильевна Зотова, старшая мамина помощница по хозяйству, которая очень любила нас, детей, и тоже уделяла нам время, одевали меня, чтобы идти куда-то в гости или просто примеряли новое белое платье. У него были бантики на плечах, и это мне очень нравилось. Вообще я чувствовала себя очень хорошо в нарядном новом платье и терпеливо стояла на сундуке, на который меня поставили, чтобы лучше оценить, как сшито платье. В это время вместе с яркой вспышкой молнии раздался оглушительный раскат грома, которого я, однако, не испугалась. Паша и няня перекрестились. Вскоре раздался колокольный звон. «Набат! Набат! Где же горит?» — встревоженно говорила Паша. К счастью, молния попала только в сенной сарай. Он был виден из окошка, у которого стоял сундук. Помню большой столб дыма, который поднимался над сараем. Пожар скоро потушили. Я запомнила с этого дня слово «набат» и поняла, что гром и молния опасны. Но насколько помню, у меня никогда не было панического страха перед грозою.
Из летних впечатлений у меня сохранилось воспоминание о первом купании. В дальнейшем я очень любила купаться, а будучи взрослой купалась с ранней весны до поздней осени. Но первое купание в прозрачных водах реки Истры мне не понравилось. Я помню, как мама вела меня в речку по песчаной отмели, как я кричала от прикосновения холодной воды и не хотела идти дальше. Особенно волновало меня то, что Паша ушла в более глубокое место к противоположному берегу и плыла вдоль него, шумно хлопая по воде ногами. Мне казалось, что она сейчас утонет и исчезнет в воде. Очевидно, я уже знала, что в реке можно утонуть…
Воспоминания В. А. Варсанофьевой, записанные ей в 1960—1970-х годах. РГАЭ