Виртуальный музей Веры Варсанофьевой. Высшие женские курсы. ЭКСКУРСИЯ В КАМЕНОЛОМНИ, 1914 ГОД
…Мы долго шли. Дорога была сильно изъезжена, в ямах и рытвинах с вмерзшими в глину камнями. Мне было трудно идти. Ноги в старых полуботинках ступали неустойчиво, я спотыкалась и не без труда выпрямляла немного растянутое сухожилие. Сильно стемнело, когда мы дошли до места, где были ледниковые шрамы. Осмотрели их, но в каменоломню решили не спускаться, так как время было позднее. Все гурьбой направились в избeнку, где жила бабушка, стряпуха для рабочих. Она обещала поставить самовар. Я в изнеможении села на лавку. Я очень устала. Лицо горело, в висках стучала кровь, в голове шумело.
После чаепития собрались идти обратно. Я поднялась со скамьи, сделала шаг и в ужасе остановилась. Боль в ногах была такая, что я едва удержала крик. И с такой болью я должна идти еще 10 верст. Я вышла за дверь, и в лицо ударила густая тьма. Держась за Олю Григорьеву, я пошла, ковыляя в темноте за всеми. Каждая новая рытвина, камень или ямка причиняли боль, хватающую за сердце. Мне было невыразимо стыдно и страшно, что спутницы узнают о моей слабости, что кто-нибудь заметит, как я ковыляю, и мне не удастся это скрыть. Наконец Оля Григорьева заметила и предложила опереться на ее руку. Мы пошли вместе. Заметил мое положение и Ал. Ал. Он выломал палку и почти без расспросов предложил ее мне.
И вот, наконец, показалось шоссе. Но его гладкая поверхность явилась слишком поздно. Я была совершенно разбита, ноги были как будто парализованы. Колени не разгибались, а натертые пузыри жгло как огнем. Ал. Ал. взял у меня палку и предложил опираться на его руку. Да, это было легче. С одной стороны Оля, с другой — он. Я волочилась между ними, умирая от боли, стыда и унижения. Внезапно раздался голос Ал. Ал.: «Вера Александровна! — сердито и резко звал он, — Да помогите же нам, разве Вы не видите, что будете посильнее, чем Оля».
Вава схватила Олю за плечо, с силой вырвала мою руку, просунула ее под свой локоть и крепко сжала. «Ну, вот так!» — удовлетворенно сказал Ал. Ал. Всей своей тяжестью я повисла у них на руках и пошла. Мы остались на шоссе только втроем, вдали чернели фигурки курсисток. Ал. Ал. весело ободрял меня. Но вдруг такая боль ожгла мои ноги, что я остановилась, выпустила их руки и села на землю. Мне было трудно дышать, каждый вздох вылетал с болью, что-то тяжелое давило меня, и, должно быть, лицо мое было ужасно, потому что Вава схватила меня в объятия и, прижимая к себе, что-то кричала…
Они сделали стульчик из рук и всунули меня туда. Кажется, я плакала. Они велели взять их за шеи. Робко я обняла Вавину шею… «И меня, и меня!» — твердил Ал. Ал. Смеясь, они подняли меня и понесли. Но через два шага я, невзирая на боль в ногах, спрыгнула на землю. Снова уцепилась я за их руки и, согнувшись, пошла. Опять напряженно выбрасывала я ноги вперед, и всю волю сосредоточила на этом. И мы шли, шли, шли…
Выдержка из дневника М.И. Шульги-Нестеренко, цитируется по книге «Александр Александрович Чернов», Санкт-Петербург, Издательство «Наука», 1995 год
И вот, наконец, показалось шоссе. Но его гладкая поверхность явилась слишком поздно. Я была совершенно разбита, ноги были как будто парализованы. Колени не разгибались, а натертые пузыри жгло как огнем. Ал. Ал. взял у меня палку и предложил опираться на его руку. Да, это было легче. С одной стороны Оля, с другой — он. Я волочилась между ними, умирая от боли, стыда и унижения. Внезапно раздался голос Ал. Ал.: «Вера Александровна! — сердито и резко звал он, — Да помогите же нам, разве Вы не видите, что будете посильнее, чем Оля».
Вава схватила Олю за плечо, с силой вырвала мою руку, просунула ее под свой локоть и крепко сжала. «Ну, вот так!» — удовлетворенно сказал Ал. Ал. Всей своей тяжестью я повисла у них на руках и пошла. Мы остались на шоссе только втроем, вдали чернели фигурки курсисток. Ал. Ал. весело ободрял меня. Но вдруг такая боль ожгла мои ноги, что я остановилась, выпустила их руки и села на землю. Мне было трудно дышать, каждый вздох вылетал с болью, что-то тяжелое давило меня, и, должно быть, лицо мое было ужасно, потому что Вава схватила меня в объятия и, прижимая к себе, что-то кричала…
Они сделали стульчик из рук и всунули меня туда. Кажется, я плакала. Они велели взять их за шеи. Робко я обняла Вавину шею… «И меня, и меня!» — твердил Ал. Ал. Смеясь, они подняли меня и понесли. Но через два шага я, невзирая на боль в ногах, спрыгнула на землю. Снова уцепилась я за их руки и, согнувшись, пошла. Опять напряженно выбрасывала я ноги вперед, и всю волю сосредоточила на этом. И мы шли, шли, шли…
Выдержка из дневника М.И. Шульги-Нестеренко, цитируется по книге «Александр Александрович Чернов», Санкт-Петербург, Издательство «Наука», 1995 год